Кук Глен - Зловещие Латунные Тени (Гаррет 4)
ГЛЕН КУК
ЗЛОВЕЩИЕ ЛАТУННЫЕ ТЕНИ
ГЛАВА 1
Господи! Вечно я во что-то влипаю. Почти месяц лежал снег, такой глубокий,
что в нем по брюхо мог провалиться крупный мамонт, а затем наступила жара, и
все растаяло быстрее, чем вы успели бы произнести "клаустрофобия". И вот я
бегу по улице, натыкаясь на людей, постоянно рискуя свалиться и расквасить
нос, так как все красотки тоже вышли проветриться, являя миру свои восхи
тительные нижние конечности. С самого начала снегопада я не видел и одной
ноги, не то что двух.
Бег? Гаррет? Вот именно. Бегут все его шесть футов и два дюйма, мчатся все
его двести фунтов. Поэзия движения. Пусть плохая. Пусть вирши. Но эти вирши
мне начали нравиться. Пройдет совсем немного времени, и я стану худым,
скромным и отважным морским пехотинцем, каким был в двадцать лет.
Тем, кому за пятьдесят, тридцать покажутся юношеским возрастом. Но если
этот юноша задыхается, поднявшись на один этаж, колени его скрипят, а брюхо
напоминает стиральную доску, создается впечатление, что он потерял где-то лет
двадцать или что время бежало для него значительно быстрее. Когда это
случилось со мной, я решил, что пора принимать срочные меры.
Итак, я бежал. И восхищался открывающимися передо мной видами. Кроме того,
я пыхтел, фыркал и размышлял, а не послать ли это занятие к дьяволу и не
отправиться ли прямым ходом в психушку Бледсо. По правде говоря, мне было
вовсе не весело.
Плоскомордый вел себя гораздо умнее. Он сидел на ступенях моего дома с
кувшином, который Дин не забывал заботливо пополнять. Впрочем, и Плоскомордый
не чурался физической нагрузки - каждый раз, как я пробегал мимо него, он
поднимал пальцы, показывая, сколько кругов я ухитрился пережить без
сердечного приступа.
Прохожие толкали меня и всячески поносили. Макунадо-стрит от щиколотки до
пупка была забита карликами и гномами, гоблинами и бесенятами, эльфами и
всякими другими тварями, не говоря о человеческих существах, обитающих по
соседству. Голубям в небе не оставалось места, потому что над головами непре
станно проносились сильфы и пикси. Все население Танфера высыпало на улицу -
все, за исключением Покойника. Но и он впервые за много недель бодрствовал,
разделяя всеобщую эйфорию.
Город, будь он проклят, так и лучился радостью. Крысюки и те лыбились.
Я выскочил из-за угла Дороги Чародея, высоко поднимая колени и бешено
работая согнутыми в локтях руками, надеясь, что потрясенный моим видом,
изрядно отупевший Плоскомордый собьется со счета и накинет пару лишних
кругов. Но не повезло. Точнее, повезло, но не очень. Он показал мне девять
пальцев - значит, не жулил, а вел учет точно. Затем Плоскомордый помахал
лапой куда-то вбок. Он хотел, чтобы я обернулся. Я сошел с дистанции,
извинился перед парочкой влюбленных, совершенно не обративших на меня
внимания, и взлетел по ступеням упругими шагами пропитавшейся водой губки.
Обернувшись к толпе на улице, я спросил:
- В чем дело?
- Тинни.
- А...
Да, конечно. Моя девочка Тинни Тейт - профессиональная рыжулька. Она
выступала в своем наилучшем летнем виде примерно в квартале от нас; мужчины
на ее пути замирали и вскидывали подбородки. Огня в ней больше, чем в объятом
пламенем доме, а смотреть на нее в десять раз интереснее, чем на пожар.
- Должен быть закон, запрещающий пялиться на чужих женщин.
- Может быть, такое уложение и имеется, но кого в наше время волнуют юриди
ческие тонкости?
Я вскинул одну бровь: с чего это он так заговорил?
Тинни чуть за двадцать, крохотулька из крохо
