Кундера Милан - Неспешность
МИЛАН КУНДЕРА
НЕСПЕШНОСТЬ.
1
Нам взбрело в голову провести вечер и ночь в каком-нибудь замке. Во Франции
многие из них стали гостиницами: лоскут зелени, затерянный среди уродливых
пространств, где ее нет и в помине; самая малость аллей, деревьев и птиц,
заплутавшихся в необозримой сетке автодорог. Я сижу за баранкой и наблюдаю в
ретровизор за идущей позади нас машиной. Мигает огонек слева, машина прямо-таки
захлебывается от нетерпения. Водитель только и ждет случая, чтобы меня обогнать;
он стережет этот миг, как ястреб стережет воробья.
Вера, моя жена, говорит: "Каждые пятьдесят минут на автотрассах Франции
кто-нибудь да погибает. Ты только посмотри на придурков, что снуют вокруг нас. А
ведь те же самые люди осторожничают сверх меры, когда у них на глазах грабят
старушку в темном переулке. Отчего же им совсем не страшно садиться за руль?"
Как ей ответить? Ну разве что так: человек, оседлавший мотоцикл, может
сконцентрироваться только на очередной секунде своей гонки; он цепляется за
клочок времени, оторванный и от прошлого, и от будущего; он выдернут из
непрерывности времени; он вне его; иначе говоря, он находится в состоянии
экстаза, он ничего не знает ни о своем возрасте, ни о своей жене, детях, заботах
и, следовательно, ничего не боится, ибо источник страха – в будущем, а он
освобожден от будущего и ему нечего бояться.
Скорость – это разновидность экстаза, подаренная человеку технической
революцией. В противоположность мотоциклисту, бегун никуда не может деться из
собственного тела; ему хочешь не хочешь приходится думать о своих мозолях и
одышке; на бегу он чувствует свой вес, свои года, с особой остротой ощущает
самого себя и время своей жизни. Все меняется, когда человек передоверяет фактор
скорости машине: тело его тут же выходит из игры, и он целиком отдаетс
внетелесной, нематериальной, чистой скорости, скорости как таковой, скорости-
экстазу.
Странноватое сочетание: холодная обезличенность техники – и плам экстаза.
Вспоминаю американку, которая лет тридцать назад со строгой и восторженной миной
– ни дать ни взять аппаратчик по части эротики – читала мне ледовито-
теоретическую лекцию о сексуальном раскрепощении; самым частым словом в ее речах
было слово "оргазм", она повторила его сорок три раза, я не поленился
подсчитать. Культ оргазма: пуританская утилитарность, просочившаяся в половую
жизнь; деловитость взамен праздности, сведение полового акта к препятствию,
которое надлежит как можно скорей преодолеть, чтобы достичь экстатического
взрыва, единственной цели любви, да и всей вселенной.
Почему исчезла услада неспешности? Где они теперь, праздношатающиеся былых
времен? Где все эти ленивые герои народных песен, эти бродяги, что брели от
мельницы к мельнице и ночевали под открытым небом? Неужели исчезли вместе с
проселками, лугами и полянами, то есть вместе с природой? Чешское присловье
определяет их сладостную праздность такой метафорой: они засмотрелись на окна
Господа Бога. А кто засмотрелся на них, тому нечего скучать: он счастлив. В
нашем же мире праздность обернулась бездельем, а это совсем разные вещи:
бездельник подавлен, он томится от скуки, изматывает себя постоянными поисками
движения, которого ему так не хватает.
Гляжу в ретровизор: все та же машина, что никак не может меня обогнать из-
за встречного потока транспорта. Рядом с водителем сидит женщина: почему бы ему
не позабавить ее болтовней, не положить ей руку на колено? Вместо этого он
проклинает меня – я, видите ли
